На вершине иерархий. Чеслав Милош и Иосиф Бродский
ZNAJOMOŚĆ. ЗНАКОМСТВО
Хорошо известна страсть Бродского к выстраиванию поэтических иерархий. Впрочем, он с легкостью пересматривал со временем свои пристрастия. В книге Ирены Грудзинской-Гросс "Магнитное поле: Бродский и Милош" приведен пересказ разговора Бродского с литовским поэтом Томасом Венцловой. На замечание Бродского, что лучший польский поэт - Збигнев Херберт, Венцлова парировал, что его фаворит - Милош. "Он [Бродский] спросил: Какой он поэт, на кого похож? Сложно сказать - говорю, - потому как каждый большой поэт похож, прежде всего, на самого себя. Может быть, в чем-то на Одена, в чем-то на тебя, Иосиф. Тот ответил: Если так, то он хороший поэт. И уехал на Запад, зная о Милоше ровно столько".
Такова версия Венцлова, считающего, что Херберта просто публиковали в Советском Союзе, в отличие от эмигранта Милоша - поэтому Бродский в тот момент не читал последнего. Сам же Бродский в поздних интервью утверждал, что до отъезда знал поэзию Милоша: "В те времена мой польский был гораздо лучше; я довольно много переводил с польского. Помню, что началось это с переводов Галчинского, Харасымовича…Херберта. Многих других.<…> Примерно в 1971, 1972 году я открыл Милоша, что произвело на меня очень большое впечатление. Но до 1972-го я читал его немного, почти ничего до меня не доходило. Это произошло незадолго до моего отъезда".
О Бродском Милошу в начале 1970-х рассказал редактор известного парижского журнала "Культура" Ежи Гедройц, отрекомендовав его, кроме всего прочего, в качестве прекрасного переводчика польской поэзии. К моменту, когда Бродский только покинул Россию, Милош находился в поиске переводчика для его собственных стихов. Так появилось первое его письмо к Бродскому, которое по собственному замечанию Милоша "с лихвой окупилось многолетней дружбой".
LIST. ПИСЬМО
Что же было в том письме от 12 июля 1972 года? Бродский вспоминал и пересказывал его содержание в интервью: "Я понимаю, Бродский, что Вы сильно нервничаете, что Вас сейчас чрезвычайно волнует, будете ли Вы в состоянии продолжать заниматься своим творчеством вне стен отечества. Если Вы окажетесь не в состоянии, не ужасайтесь, потому что это произошло с очень многими. <...> И если это с Вами случится, что ж, вот это и будет Ваша красная цена". Милош отзывался на такую трактовку: "Я помню это письмо. Он процитировал его не полностью. Я там говорил о первом и самом тяжелом периоде изгнания, который он должен перетерпеть, что потом будет легче. Это также был привет и некоторая поддержка".
В написанном частично на английском, частично на русском письме, Милош предложил Бродскому заняться переводом его стихов. То письмо было актом поддержки, но Бродский увидел в нем и своего рода вызов. Вместе с письмом прибыла и книга стихотворений Милоша. Очевидно, это было все, что нужно было поэту в первый месяц эмиграции: сдержанная поддержка, предложение дела и книга стихов. Бродский ответил коротким письмом, в котором благодарил Милоша за письмо и возможность такой работы. Письмо заканчивается словами: "Благодарю Вас. Ваш Иосиф Бродский".
PRZYJAŹŃ. ДРУЖБА
Милош признавался: "Правда в том, что своих чувствуешь сразу. Мне никогда не приходило в голову сблизиться с Евтушенко или Вознесенским. Я словно муравей, который ориентируется с помощью усиков. Поэты знают кто с ними одного ранга". В 1978 году Бродский выдвинул Милоша на "малого Нобеля" – Нейштадтскую премию, которую присуждают поэты. Он писал в тексте представления: "Я, нисколько не колеблясь, утверждаю, что Чеслав Милош – один из крупнейших поэтов нашего времени, если не крупнейший". Позднее Милош связывал присуждение ему Нобелевской премии в 1980 году с предшествовавшей ей Нейштадтской. "Я очень люблю Милоша и боролся за него достаточно долго, с момента моего приезда." Милош в свою очередь, выдвигал кандидатуру Бродского на различные премии, в том числе на Нобелевскую. После объявления Бродского лауреатом в 1987 году, Милош послал ему телеграмму: "Вот теперь польско-русские отношения снова в порядке".
Они боролись друг за друга, и вместе – против несправедливости, против так одинаково ими ощущаемого Зла. 15 января 1991 в "The New York Times" было напечатано письмо, подписанное Томасом Венцловой, Иосифом Бродским и Чеславом Милошем. В нем говорилось: "Мы – три поэта, друга, представляющих три языка – литовский, русский и польский. Мы призываем мировую общественность – всех наших коллег-писателей и всех честных людей – резко осудить бесчеловечный выпад Советов против жителей Литвы. События последних дней можно сравнить с самыми отвратительными проявлениями советской системы".
Они боролись друг за друга, и вместе – против несправедливости, против так одинаково ими ощущаемого Зла. 15 января 1991 в "The New York Times" было напечатано письмо, подписанное Томасом Венцловой, Иосифом Бродским и Чеславом Милошем. В нем говорилось: "Мы – три поэта, друга, представляющих три языка – литовский, русский и польский. Мы призываем мировую общественность – всех наших коллег-писателей и всех честных людей – резко осудить бесчеловечный выпад Советов против жителей Литвы. События последних дней можно сравнить с самыми отвратительными проявлениями советской системы".
В 1989 году Бродский едва ли не единственный раз выступал в качестве интервьюера, ведя беседу с Милошем для "Старого литературного обозрения". За чтением этого текста встает понимание сути этой дружбы. Бесконечные диалоги, в которых эти двое могли оттачивать свою мысль, ощущение одной высоты полета, одной скорости мышления. Точно неизвестно, сколько иерархий они выстроили вместе, но Милош неизменно занимал первое место в иерархии самого Бродского.
Ольга Сейфетдинова