Вооруженная блокнотом. Бесстрашный труд Фриды Вигдоровой
Судья: Оставьте высокие фразы. Лучше ответьте, как вы думаете строить свою трудовую деятельность на будущее.
Бродский: Я хотел писать стихи и переводить. Но если это противоречит каким-то общепринятым нормам, я поступлю на постоянную работу и все равно буду писать стихи.
Заседатель Тяглый: У нас каждый человек трудится. Как же вы бездельничали столько времени?
Бродский: Вы не считаете трудом мой труд. Я писал стихи, я считаю это трудом.
Этот легендарный диалог стал фактом истории благодаря записи суда над Бродским, сделанной Фридой Абрамовной Вигдоровой (1915-1965). Будучи частью литературной среды, она не входила в число крупных писателей или выдающихся журналистов, но делала то, что под силу немногим – бескорыстно и бесстрашно помогала людям. Звучит высокопарно, но точнее всего ее роль передала Лидия Чуковская, обращаясь мысленно к Вигдоровой: "Никто из нас тебе не поможет – тебе, которая помогала нам всем, помогала с таким постоянством, что мы сложили шутливую поговорку: «Если не Бог – так Фрида»". Рассматривая фотопортрет Фриды, о ней рассказывает Ольга Сейфетдинова.
Фотография Фриды Абрамовны Вигдоровой – журналистки, писателя, защитницы всех нуждающихся – происходит из серии, сделанной в 1958 году. В это время Вигдорова приняла пост депутата районного совета, чтобы иметь возможность помогать большему количеству людей. К ее славе автора повестей "Мой класс" и "Дорога в жизнь" и многих других, прибавились неравнодушные публикации в периодике. Писала про тех, кто нуждался в помощи. Была со своими героями до победного. И многие оставили воспоминания. Сколько бы вы не читали о Фриде – ни одного осуждающего слова. Только слова благодарности и любви. Только уважение и трепет. Предстает образ человека, способного не теряя отчаяния обивать пороги и спасать кого-то. На фото – так часто упоминаемое "прекрасное мальчишеское лицо", но уже не так излучающее "счастливое тепло". Близкие журналистки отмечали, что "в последние годы нередко приходила измученная, читала нам из своих депутатских блокнотов".
Бродский: Я хотел писать стихи и переводить. Но если это противоречит каким-то общепринятым нормам, я поступлю на постоянную работу и все равно буду писать стихи.
Заседатель Тяглый: У нас каждый человек трудится. Как же вы бездельничали столько времени?
Бродский: Вы не считаете трудом мой труд. Я писал стихи, я считаю это трудом.
Этот легендарный диалог стал фактом истории благодаря записи суда над Бродским, сделанной Фридой Абрамовной Вигдоровой (1915-1965). Будучи частью литературной среды, она не входила в число крупных писателей или выдающихся журналистов, но делала то, что под силу немногим – бескорыстно и бесстрашно помогала людям. Звучит высокопарно, но точнее всего ее роль передала Лидия Чуковская, обращаясь мысленно к Вигдоровой: "Никто из нас тебе не поможет – тебе, которая помогала нам всем, помогала с таким постоянством, что мы сложили шутливую поговорку: «Если не Бог – так Фрида»". Рассматривая фотопортрет Фриды, о ней рассказывает Ольга Сейфетдинова.
Фотография Фриды Абрамовны Вигдоровой – журналистки, писателя, защитницы всех нуждающихся – происходит из серии, сделанной в 1958 году. В это время Вигдорова приняла пост депутата районного совета, чтобы иметь возможность помогать большему количеству людей. К ее славе автора повестей "Мой класс" и "Дорога в жизнь" и многих других, прибавились неравнодушные публикации в периодике. Писала про тех, кто нуждался в помощи. Была со своими героями до победного. И многие оставили воспоминания. Сколько бы вы не читали о Фриде – ни одного осуждающего слова. Только слова благодарности и любви. Только уважение и трепет. Предстает образ человека, способного не теряя отчаяния обивать пороги и спасать кого-то. На фото – так часто упоминаемое "прекрасное мальчишеское лицо", но уже не так излучающее "счастливое тепло". Близкие журналистки отмечали, что "в последние годы нередко приходила измученная, читала нам из своих депутатских блокнотов".
Блокноты были основным инструментом и оружием. Они же часто становились предметом излишнего интереса. Филолог Нина Дьяконова так описывает сцену на суде над Бродским, ставшим едва ли не самым известным процессом благодаря ее записям:
"Все помнят, как доблестно она себя вела на процессе Бродского весной 1964 года. Когда какой-то доброхот обратил внимание суда на то, что она записывает весь ход заседания, и судья сказала: "Отнять у неё записи", – Фрида выпрямилась во весь свой 150-сантиметровый рост и тихо ответила: "Попробуйте". А сразу после заседания она пришла в наш дом и – стояла и плакала на лестнице, не в силах подняться на наш этаж и позвонить."
Впрочем, вокруг суда, записи и блокнотов Фриды бытует огромное количество мифов. Точнее, как у всякого яркого события существует множество вариаций восприятия и воспоминания "Судилища".
Яков Гордин, бывший в зале суда, заметил, что и сам герой, находящийся в центре повествования способствовал этим неточностям: "О суде много всяких глупостей говорится, в том числе и о её [Фриды] участии в нём. <...> Она пришла как журналистка, с журналистским мандатом, с блокнотом, и совершенно спокойно – она сидела так наискось от меня, – делала своё журналистское дело, никаких огрызков и никаких клочков бумаги. И очень странно, что на это обратили внимание поздно. Надо понимать, что Иосиф очень болезненно относился к сюжету этого суда и всей истории. Позже его безумно раздражала достаточно распространённая версия, что все его успехи и премии вызваны тем, что он политический страдалец – в разговоре с Соломоном Волковым он сказал: "Я отказываюсь это драматизировать!" И в той же беседе он ляпнул вещь, которую, в общем-то, не должен был говорить – когда Волков упомянул о записи Фридой Абрамовной суда, Бродский ответил, что там малая часть, потому что её очень быстро выставили из помещения суда. Это ерунда. Она записала приблизительно две трети происходящего, никто её не выставлял <...> Судья сказала, что запрещает ей записывать, Фрида Абрамовна объяснила, что она журналистка и имеет право, и нет такого закона, который бы запрещал записывать. <...> Вигдорова перестала записывать, но эту треть потом прекрасно восстановили несколько человек, бывших на суде – она со своей стороны, а также Глеб Семёнов, Игорь Ефимов, по-моему, Костя Азадовский, ещё кто-то, я уже не помню. Вот такая история. К сожалению, верить заявлениям главного персонажа, Бродского, в данном случае не приходится."
Сегодня, при желании, можно ознакомиться с записью суда в интернете, но лучше в выверенной статье "Судилище", опубликованной Александрой Раскиной (дочерью Фриды) в книге "Фрида Вигдорова. Право записывать". Также в интернете есть воспоминания самой дочери о времени, когда происходил суд над Бродским. А на сайте Арзамаса выложены несколько страниц того самого блокнота Вигдоровой.
Как бы Бродский не относился к суду, Фрида Вигдорова оставалась для поэта знаковой фигурой. Сама она считала дело Бродского проигранным – она не дожила месяца до его освобождения, являвшегося итогом ее деятельности. Бродский хранил это ее фото под стеклом на письменном столе в Доме Мурузи. Согласно воспоминаниям Карла Проффера именно она подарила ему печатную машинку, которую разобрали в аэропорту до последнего винтика.
Яков Гордин, бывший в зале суда, заметил, что и сам герой, находящийся в центре повествования способствовал этим неточностям: "О суде много всяких глупостей говорится, в том числе и о её [Фриды] участии в нём. <...> Она пришла как журналистка, с журналистским мандатом, с блокнотом, и совершенно спокойно – она сидела так наискось от меня, – делала своё журналистское дело, никаких огрызков и никаких клочков бумаги. И очень странно, что на это обратили внимание поздно. Надо понимать, что Иосиф очень болезненно относился к сюжету этого суда и всей истории. Позже его безумно раздражала достаточно распространённая версия, что все его успехи и премии вызваны тем, что он политический страдалец – в разговоре с Соломоном Волковым он сказал: "Я отказываюсь это драматизировать!" И в той же беседе он ляпнул вещь, которую, в общем-то, не должен был говорить – когда Волков упомянул о записи Фридой Абрамовной суда, Бродский ответил, что там малая часть, потому что её очень быстро выставили из помещения суда. Это ерунда. Она записала приблизительно две трети происходящего, никто её не выставлял <...> Судья сказала, что запрещает ей записывать, Фрида Абрамовна объяснила, что она журналистка и имеет право, и нет такого закона, который бы запрещал записывать. <...> Вигдорова перестала записывать, но эту треть потом прекрасно восстановили несколько человек, бывших на суде – она со своей стороны, а также Глеб Семёнов, Игорь Ефимов, по-моему, Костя Азадовский, ещё кто-то, я уже не помню. Вот такая история. К сожалению, верить заявлениям главного персонажа, Бродского, в данном случае не приходится."
Сегодня, при желании, можно ознакомиться с записью суда в интернете, но лучше в выверенной статье "Судилище", опубликованной Александрой Раскиной (дочерью Фриды) в книге "Фрида Вигдорова. Право записывать". Также в интернете есть воспоминания самой дочери о времени, когда происходил суд над Бродским. А на сайте Арзамаса выложены несколько страниц того самого блокнота Вигдоровой.
Как бы Бродский не относился к суду, Фрида Вигдорова оставалась для поэта знаковой фигурой. Сама она считала дело Бродского проигранным – она не дожила месяца до его освобождения, являвшегося итогом ее деятельности. Бродский хранил это ее фото под стеклом на письменном столе в Доме Мурузи. Согласно воспоминаниям Карла Проффера именно она подарила ему печатную машинку, которую разобрали в аэропорту до последнего винтика.
В шестидесятые было уже не так просто не считаться с журналистами и правозащитниками. И хотя Гордин отсчитывает начало движения подписантов с письма в защиту Бродского, Вигдорова, по словам Алексея Симонова, "не подписывала коллективных писем, она была в этом смысле индивидуалистом <...>. Потому что человек должен отвечать за себя, а не вставать в общий строй."
Вигдорова не входила ни в одну из групп правозащитников, ее сложно было назвать диссидентом. Она просто старалась помочь каждому человеку адресно. Как это созвучно мысли самого Бродского, выраженной в Нобелевской лекции: "Мир спасти уже не удастся, но отдельного человека – всегда можно."
Вигдорова не входила ни в одну из групп правозащитников, ее сложно было назвать диссидентом. Она просто старалась помочь каждому человеку адресно. Как это созвучно мысли самого Бродского, выраженной в Нобелевской лекции: "Мир спасти уже не удастся, но отдельного человека – всегда можно."