Достоинство мастера. День рождения Виктора Голышева



Сегодня исполняется 82 года выдающемуся переводчику Виктору Голышеву. «Патриарх школы отечественного перевода», с мудрой прямотой считающий, что за писателя никто так не напишет, а перевести может и кто-то другой. Когда мы рассказывали Виктору Петровичу о нашем проекте, он предупредил, что о подробностях его дружбы с Бродским расспрашивать не стоит. И хотя мы не собирались это делать, предупреждение Голышева стало одним из уроков подлинного достоинства, которое его отличает. Тем ценнее те воспоминания, которыми он поделился. 

Brodsky.online публикует в день рождения мастера фрагменты интервью Виктора Голышева Павлу Котляру.





Об английском языке Бродского
Он не учил язык специально, да? Он самоучка. И вообще очень способный человек был. Как вам сказать... Я все время про это думал – как люди отличаются. Я всю жизнь английский учил. А он его не учил никогда. Я с частной учительницей, в институте. А он бросил школу и все. Ну вот есть люди, которые как-то из воздуха получают знания. Вот ты услышал что-то, для тебя это ничего не значит, а у них это там… Я таких видел. И не одного, и менее способных людей. Но меня всегда удивляло, как он много соображает, услышав что-то краем уха. Вот у этих людей антенна какая-то есть. Ну, он особенный человек, более одаренный. Но есть такие, что средне одаренные, но они тоже знают то, что им знать не положено. А ему положено было.

О разговорах на кухне
Ну, литературу, так, между делом. У нас не было никаких там, политических разговоров, потому что все понятно. Что это жевать еще, лишний раз с этим иметь дело. Мало того, что и так имеешь дело, так это еще и на кухне обсуждать. Там все понятно было. Вступление войск в Чехословакию – ну что, мы будем обсуждать?

Об американизме
Джинсы были – ну, это чуваки ему привозили – и я очень хорошо помню, голубая рубашка тоже заграничная была. Но уже воротник протертый был по верхнему краю, а она голубая была, очень красивая и ему шла, и видимо он так ее любил, что «буду в ней ходить». И в джинсах, конечно. И о джинсы мог спичку зажигать. Этому и меня научил тоже. Ну ты ногу подымаешь и об это место чиркаешь (показывает). (Пауза) Иногда зажигается. Я себе правда один раз порвал шерстяные штаны таким образом. Конечно, был какой-то американизм. И в кино. Ну там было 2,5 кина, которые мы любили в жизни и, конечно, литературу. Переводную он читал, конечно. Фолкнера читал.

Об общении с Бродским после отъезда
Он иногда звонил. Я никогда не звонил. И знал, что это слушается все, да. Ну это... А что мы такого обсуждали бы... взрыв какой-нибудь – ничего такого. Нормальный разговор. Иногда он звонил мне и довольно часто писал. Я плохо письма пишу и редко ему писал. Он мне писал довольно часто, открытки присылал чаще. Пару раз он присылал стихи какие-то и, как ни странно, они доходили. Напечатанные на машинке или копию – не то, что под копирку сделано. Может ксероксы тогда уже были – я не знаю. Пару раз он присылал стихи, просто, в почтовый ящик, никакие не заказные, ничего. И открытки присылал, обычно, когда он куда-то ехал. Там – в Венеции – из Венеции пришлет. Ему важно, чтобы картинки были. Они бы с выбором были. Не первую попавшуюся брал, а видно, что он выбирал. Видно было, красиво было. А так больше – если в Венеции – то иногда приходили в конверте по несколько открыток, по три там. Когда он не помещался на обороте.




Подпишитесь на нашу рассылку и оставайтесь на связи

Оставляя свои контакты вы даёте согласие на обработку персональных данных