Нотр-Дам-де-Пари. Запечатленный облик
Старый буфет извне
так же, как изнутри,
напоминает мне
Нотр-Дам де Пари.
В недрах буфета тьма.
Швабра, епитрахиль
пыль не сотрут. Сама
вещь, как правило, пыль
не тщится перебороть,
не напрягает бровь.
Ибо пыль - это плоть
времени; плоть и кровь.
(Иосиф Бродский. «Натюрморт». Отрывок. 1971)
L'extérieur de la vieille armoire,
et son intérieur aussi,
fait surgir dans ma mémoire
Notre-Dame de Paris.
Au creux de l'armoire, ténèbres.
Jamais plumeau ni surplis
n'y essuieront la poussière. D'elle-même
la chose, c'est la règle,
ne combat pas la poussière,
ne fronce pas le sourcil.
Car la poussière est la chair
du temps. La chair et le sang.
(Joseph Brodsky, «Nature morte», 1971, Traduit par Véronique Schiltz)
Открытки с видом на Нотр-Дам-де-Пари, принадлежавшие Иосифу Бродскому. Из коллекции музея Анны Ахматовой в Фонтанном Доме.
так же, как изнутри,
напоминает мне
Нотр-Дам де Пари.
В недрах буфета тьма.
Швабра, епитрахиль
пыль не сотрут. Сама
вещь, как правило, пыль
не тщится перебороть,
не напрягает бровь.
Ибо пыль - это плоть
времени; плоть и кровь.
(Иосиф Бродский. «Натюрморт». Отрывок. 1971)
L'extérieur de la vieille armoire,
et son intérieur aussi,
fait surgir dans ma mémoire
Notre-Dame de Paris.
Au creux de l'armoire, ténèbres.
Jamais plumeau ni surplis
n'y essuieront la poussière. D'elle-même
la chose, c'est la règle,
ne combat pas la poussière,
ne fronce pas le sourcil.
Car la poussière est la chair
du temps. La chair et le sang.
(Joseph Brodsky, «Nature morte», 1971, Traduit par Véronique Schiltz)
Открытки с видом на Нотр-Дам-де-Пари, принадлежавшие Иосифу Бродскому. Из коллекции музея Анны Ахматовой в Фонтанном Доме.