Похороны охотника, или Прочтение пивной кружки из семьи Бродских
Не сразу понимаешь, что похоронную процессию возглавляет лиса. Заяц с крестом и кабан с лопатой шествуют следом. Гроб несут два оленя. Как-то прояснить ситуацию могла бы надпись на ленте, которую держат парящие птички. Но она практически не читается.
В "полутора комнатах" семьи Иосифа Бродского хранилось немало диковинных вещей. С причудливыми подсвечниками и японскими самураями соседствовала немецкая пивная кружка 1879 года. Подобные кружки с крышками обычно украшали рельефы на разные сюжеты. Немецкий бюргер на крышке ожидаем, а вот описанная выше композиция требует объяснения. Искусствовед Светлана Грушевская определила, что это "Похороны охотника" - многократно повторяемый в европейском декоративно-прикладном искусстве сюжет.
Он восходит к гравюрам Жака Калло, крупнейшего мастера офорта XVII века. Это "народный" сюжет, который вплоть до наших дней встречается в лубочных картинках, на табакерках и шкатулках, в детских книжках. Вероятно, еще в австрийском школьном учебнике подобную гравюру увидел будущий композитор Густав Малер. В 1889 году состоялось премьерное исполнение его Первой симфонии, непринятой современниками, а позднее ставшей самым исполняемым сочинением Малера. В одном из писем он отмечал, что "с третьей частью (marcia funebre) дело обстоит так, что я, действительно, получил толчок к ее созданию извне, от известной детской картинки (“Похороны охотника”)". Малер определил настроение этой части как "… жуткое, ироническое, гнетущее уныние траурного марша".
Траурные марши великих композиторов XIX века сопровождали прощание с советскими вождями. Чайковский, Шопен, Бетховен наряду со сдержанным скорбным тоном дикторов создавали атмосферу «великого прощания». Особенно 9 марта 1953 года, когда иронии в восприятии происходящего не могло быть, а уже мертвый охотник унес несколько сот жизней в день своих похорон.
Иосиф Бродский:
Полагаю, что в мировой истории не было убийцы, смерть которого оплакивали бы столь многие и столь искренне. Если количество плакавших еще легко объяснить величиной популяции и средствами информации (и тогда Мао, если он, конечно, умрет, займет первое место), то качество этих слез объяснить гораздо труднее. 20 лет назад мне было 13, я учился в школе, и нас всех согнали в актовый зал, велели стать на колени, и секретарь парторганизации — мужеподобная тетка с колодкой орденов на груди — заломив руки, крикнула нам со сцены: "Плачьте, дети, плачьте! Сталин умер!" — и сама первая запричитала в голос. Мы, делать нечего, зашмыгали носами, а потом мало-помалу и по-настоящему заревели. Зал плакал, президиум плакал, родители плакали, соседи плакали, из радио неслись "Marche funebre" Шопена и что-то из Бетховена. Вообще, кажется, в течение пяти дней по радио ничего, кроме траурной музыки, не передавали. Что до меня, то (тогда — к стыду, сейчас — к гордости) я не плакал, хотя стоял на коленях и шмыгал носом, как все. Скорее всего потому, что незадолго до этого я обнаружил в учебнике немецкого языка, взятом у приятеля, что «вождь» по-немецки — фюрер. Текст так и назывался: "Unser Fuhrer Stalin". Фюрера я оплакивать не мог.
("Размышление об исчадье ада", 1973)
Позднее, в эссе "Меньше единицы" Бродский скажет, что "нет в России палача, который бы не боялся стать однажды жертвой, нет такой жертвы, пусть самой несчастной, которая не призналась бы (хотя бы себе) в моральной способности стать палачом". Эти слова странным образом находят рифму в невинном народном сюжете с пивной кружки из Дома Мурузи. История ее появления в семье Бродских неизвестна. Однако сохранилась фотография, где Александр Иванович держит ее, улыбаясь. Фото относится к 1980-м годам, когда родителям Бродского уже было неоднократно отказано во встрече с сыном.
Иосиф Бродский:
Глядя на духовой оркестр, я вдруг спросил, какие концлагеря, по его мнению, были хуже - фашистские или наши. "По мне, - ответил он, - так лучше сразу на костре сгореть, чем умирать медленно, зато успеть найти в этом какой-нибудь смысл". И защелкал фотоаппаратом.
(завершение эссе "Полторы комнаты", 1985; пер. с англ. М. Немцова, 2015)
P.S. Гравюры "Похороны охотника" позволили прочесть надпись на ленте, которую держат птички, парящие над процессией. "Ihm ist wohl, uns ist besser" - "Ему хорошо, нам лучше".