"Сад познания" Чеслава Милоша
Изучение жизни Бродского в США и Европе обогащает представление о мировой литературе ХХ века. Он стал частью западной интеллектуальной элиты, с которой российский читатель, как минимум, в силу недостаточного числа переводов, знаком плохо. К таким авторам относится Чеслав Милош (1911-2004), получивший в 1980 году Нобелевскую премию по литературе "за то, что с бесстрашным ясновидением показал незащищенность человека в мире, раздираемом конфликтами". Взаимовлиянию и дружбе Бродского и Милоша посвящена книга известного исследователя Ирэны Грудзинской-Гросс.
Чеслав Милош:
В самом призвании поэта заключен парадокс. Бешено индивидуалистический, преследующий цели, видимые лишь нескольким его ближайшим друзьям, он привыкает к своему ярлыку трудного и малопонятного — для того чтобы в один прекрасный день открыть, что стихи его связывают людей друг с другом и что, хочет он того или не хочет, а должен принять символическую роль.
(Из Нобелевской речи, 10 декабря 1980 года)
Иосиф Бродский:
Милош, его присутствие в моей жизни потрясающе важно. Мне повезло, что я с ним знаком. Во-первых, я переводил его стихи. Во-вторых, он бесконечно мне помог. Он написал мне письмо — очень короткое письмо, когда я только приехал в США, — и оно разом избавило меня от неуверенности, которую я в то время тщательно загонят внутрь. В письме среди прочего — там было о переводах и тому подобное и так далее — он говорил: я понимаю, что сейчас вас мучает, сможете ли вы писать в чужой стране и так далее. Он говорил: если вы бросите литературу, если вы потерпите поражение — в этом нет ничего зазорного. Такое не раз случалось с людьми. Это по-человечески понятно и так далее. И это в порядке вещей, что человек способен нормально писать лишь тогда, когда ему помогают родные стены, когда он погружен в родной контекст. И если с вами это случится, это лишь покажет вашу истинную цену, покажет, что с вами все в порядке, лишь покуда вы на родной почве... И за это я страшно благодарен ему. Но кроме того, я ему завидую — ужасно завидую, — что он прожил столь долгую жизнь. Мне хотелось бы жить в двадцатые и тридцатые годы в тех местах, где жил он. Мне хотелось бы пережить то же самое. Но в конечном итоге я просто восхищаюсь его умом. Он склонен к манихейству. По тем или иным поводам у нас возникают настоящие сражения — но нет ничего лучше, чем спор с Милошем, это бесконечно обогащает. Дело не только в разнице культур или в культурном багаже, которым он обладает, важна сама методология его мышления.