Юбилей знакового диалога. Анна Ахматова – Иосифу Бродскому
В декабре 1963 года Иосиф Бродский, опасаясь ареста, уехал в Москву. За месяц до этого в газете "Вечерний Ленинград" вышел фельетон "Окололитературный трутень", в котором поэта выставляли тунеядцем и вредителем, искажая его стихи. Кампания показательной расправы с Бродским разворачивалась стремительно.
Лидия Чуковская вспоминала, что Бродский уже тогда не принимал статуса жертвы: "В ответ на мои слова утешения и надежды сказал: “Вы не думайте, пожалуйста, что мне плохо. Я спокоен. Я все время помню, что двадцать лет назад людям моего возраста было гораздо хуже”".
После начала травли Бродского, в Москве у Ардовых состоялся "военный совет": Ахматова, Ардовы, Чуковская решали, чем ему можно помочь. По свидетельству Чуковской, Ахматова считала, что именно дружба с ней повлияла на выбор властями Бродского в качестве объекта преследований. Но именно ее активная поддержка и защита помогли в итоге сократить его срок пребывания в ссылке.
55 лет назад, 28 декабря 1963 года, в Москве Ахматова надписала Бродскому книжку своих стихов: "Иосифу Бродскому, чьи стихи кажутся мне волшебными". В 1972 году, уезжая из России, Бродский взял с собой две книги: томик стихов Джона Донна и томик Ахматовой. Вполне может быть, что именно эта маленькая книга с автографом уехала вместе с ним. Или ее, как многие другие, отправили почтой в США родственники поэта: переправкой книг занималась его мама Мария Моисеевна, и близкая родственница Циля Александровна Руткис. Так, например, благодаря их заботам в Америку постепенно переехала полная энциклопедия Брокгауза и Эфрона (82 тома).
Так или иначе, книга оказалась в Америке. После смерти Бродского во время траурных мероприятий Михаил Барышников передал книгу Александру Кушнеру. Он привез ее в Санкт-Петербург и передал в музей Анны Ахматовой в Фонтанном Доме на вечере посвященном памяти Бродского.
В 1992 Бенгдт Янгфельдт снял фильм "Поэт о поэтах". В последней части Бродский рассказывает о встречах с Ахматовой и их своеобразном этикете:
"Она всегда просила почитать. Но мне всегда было очень стыдно, и я говорил: Анна Андреевна, я вам лучше на бумаге покажу. И так далее и так далее. Она читала стихи и потом она вам что-нибудь говорила. Она говорила оставьте их на 2-3 дня. Я их оставлял. Потом мы появлялись. И потом она начинала говорить, но это слушать было невозможно! Да потому что, когда ОНА вам говорит что-то хорошее, это слушать невозможно. И довольно быстро установился своего рода этикет у нас такой, что мы хорошего друг другу почти не говорили. [Улыбается]. Это человек был с невероятным чувством юмора. Она шутила как никто! По-моему. Она понимала людей как…[вздох] Ну, я не знаю…мне трудно об этом говорить. Просто я скажу, и может быть это самонадеянно с моей стороны, но вот мне сейчас уже 52 года, и я могу это сказать. Я думаю, почему у нас возникли хорошие отношения, потому что я точно понял, с кем я имею дело. Я думаю, что - до известной степени - она узнала в моей милости нечто, что содержала в себе. И наоборот, конечно же".