Абсолютное зрение. Ко дню рождения Брюса Чатвина.
15 марта 1987 года английский писатель Брюс Чатвин отправляет своему нью-йоркскому редактору письмо, перечисляя в нем людей, которым следует послать экземпляры его новой книги «The Songlines», о путешествии к австралийским аборигенам (в русском переводе — «Тропы песен»). Среди десяти имен в этом списке назван и Иосиф Бродский. Дошла ли книга до адресата — неизвестно. В сюжете с условным названием «Бродский и Чатвин» вообще много вопросов, и мы бы, возможно, прошли мимо, если бы не четыре неожиданные открытки Бродского из собрания музея Анны Ахматовой в Фонтанном Доме. Открытки 1993 года с фотографиями, которые сделал во время своих путешествий Брюс Чатвин.
Мы не раз писали о коллекции открыток Бродского, в которой можно найти многочисленные репродукции произведений искусства и узнаваемые достопримечательности различных точек мира. Открытки с фотографиями Чатвина выглядят в их окружении чужеродными. Что-то между абстрактными полотнами и видами закоулков — выразительное сочетание ясных цветов и форм, интересные детали окружающего мира.
На одной открытке — фрагмент светлой стены, в которой обрамленная синими наличниками черная бездна внутреннего помещения зияет за сдвинутой вбок белой занавеской. Изящный межэтажный карниз с лиственным орнаментом, ажурная решетка. Где это?
На следующей опять фрагмент стены, на этот раз деревенского дома в африканских песках Мали. Коричневая поверхность стены, темный вертикальный проем, ступени лестницы где-то в глубине, тени от косых лучей солнца, горизонтальная полоска синего неба вдоль верхнего края изображения — будто композиция в духе Марка Ротко из простых фигур с не очень ровными краями.
На третьей открытке-фотографии («в Мавритании») появляются люди: двое темнокожих мужчин в длинных одеждах заходят в открытые ворота, деревянная постройка окрашена ярко-синей, где-то голубой краской, в глаза бросается красный прямоугольник — часть невысокой двери. Дверь ли это? Фотография ли это? В памяти всплывают картины Эдварда Хоппера и Джорджо де Кирико.
На четвертой запечатлен прислоненный к серо-голубой стене будто заброшенного храма диск с изображением святого апостола Иоанна Богослова. Открытая книга, блестящий нимб, мусор, куски упавшей штукатурки.
Открытки напечатаны в итальянском издательстве Adelphi, на обороте уточнение: все изображения из книги «L’occhio assoluto», что можно перевести как «Абсолютное зрение», по аналогии с абсолютным слухом. Под таким названием в Милане одновременно с оригинальным английским изданием «Photographs and Notebooks» (Jonathan Cape) в 1993 году вышел альбом фотографий и путевых записей Брюса Чатвина, исходившего множество стран с фотоаппаратом и «Молескинами». Самого автора не было в живых уже четыре года.
Обложка книги Bruce Chatwin. L’occhio assoluto. Fotografie e taccuini. Milano: Adelphi, 1993.
Как открытки оказались у Бродского? Были ли они куплены отдельно или прилагались к альбому? Может быть, их подарил друг, профессор Миланского университета Фаусто Мальковати, в доме которого Бродский с семьей жил осенью 1993 года? Или открытки прислали из самого издательства Adelphi? К тому времени они выпустили уже не одну книгу произведений Бродского. И чем они его привлекли? Схожестью с живописью важных для него художников? Сюжетом? Именем Чатвина — главного автора травелогов своего времени?
Ответ на первый вопрос могут дать только факты, которыми мы (пока?) не располагаем.
На тему последних можно порассуждать.
Даже если предположить, что Бродский не получил экземпляр The Songlines в марте 1987-го (к слову, этот жест имел место еще до присуждения Нобелевской премии), имя Чатвина должно было что-то ему говорить.
Еще в 1979 году Брюс Чатвин приехал в Нью-Йорк — после выхода в свет книги «В Патагонии» он был награжден «The E. M. Forster Award», премией имени Эдварда Моргана Форстера, которая с 1972-го ежегодно присуждается ирландским или британским писателям Американской академией искусств и литературы на покрытие расходов на поездку в США. Иосиф Бродский стал членом Академии 23 мая того года и присутствовал на церемонии — наряду с Дереком Уолкоттом, Сьюзен Зонтаг, Алленом Гинзбергом, Куртом Воннегутом и другими «священными коровами», как выразился в дневнике сам Чатвин.
И Чатвина, и Бродского печатали в The New York Times Magazine, a весной 1993-го их имена появились даже на одной странице — в игре на эрудицию «Author! Author!», в которой нужно было соотнести цитату с автором и угадать, кто из них является лауреатом Нобелевской премии.
The New York Times Magazine // March 7, 1993
Таких пересечений — небольших и серьезных — можно найти еще немало. Например, Чатвин состоял в переписке со Сьюзен Зонтаг, с которой Бродский был дружен. И Чатвин, и Бродский высоко ценили творчество Осипа Мандельштама. Неутомимый путешественник, Чатвин побывал и в СССР — через год после отъезда из него Бродского. В конце концов, оба родились в мае 1940-го, и их первые годы жизни ознаменованы вынужденными переездами.
В комментарии к итальянскому изданию фотографий Чатвина сообщается, что снимки были сделаны в Патагонии и в Мавритании, в Австралии и в Афганистане, в Мали и в Непале, но часто место и сюжет совершенно непонятны, будто случайны. «Абсолютное зрение» путешественника-писателя, а кроме того, превосходного знатока искусства, «ловит фрагменты реальности с немым удивлением». «Изолирует их от остальных и позволяет им вибрировать в чистом оптическом свидетельстве». Могла ли эта оптика быть близка Иосифу Бродскому с его собственным фотографическим видением, эстетическим чутьем, интересом к деталям и любовью к живописи, в том числе абстрактной? Представляется, что да. Значит, и фотографии Чатвина в его коллекции как минимум не случайны. Стоит ли за этим что-то большее, чем визуальный интерес — тема для дальнейшего исследования.
Анна Завьялова
Мы не раз писали о коллекции открыток Бродского, в которой можно найти многочисленные репродукции произведений искусства и узнаваемые достопримечательности различных точек мира. Открытки с фотографиями Чатвина выглядят в их окружении чужеродными. Что-то между абстрактными полотнами и видами закоулков — выразительное сочетание ясных цветов и форм, интересные детали окружающего мира.
На одной открытке — фрагмент светлой стены, в которой обрамленная синими наличниками черная бездна внутреннего помещения зияет за сдвинутой вбок белой занавеской. Изящный межэтажный карниз с лиственным орнаментом, ажурная решетка. Где это?
На следующей опять фрагмент стены, на этот раз деревенского дома в африканских песках Мали. Коричневая поверхность стены, темный вертикальный проем, ступени лестницы где-то в глубине, тени от косых лучей солнца, горизонтальная полоска синего неба вдоль верхнего края изображения — будто композиция в духе Марка Ротко из простых фигур с не очень ровными краями.
На третьей открытке-фотографии («в Мавритании») появляются люди: двое темнокожих мужчин в длинных одеждах заходят в открытые ворота, деревянная постройка окрашена ярко-синей, где-то голубой краской, в глаза бросается красный прямоугольник — часть невысокой двери. Дверь ли это? Фотография ли это? В памяти всплывают картины Эдварда Хоппера и Джорджо де Кирико.
На четвертой запечатлен прислоненный к серо-голубой стене будто заброшенного храма диск с изображением святого апостола Иоанна Богослова. Открытая книга, блестящий нимб, мусор, куски упавшей штукатурки.
Открытки напечатаны в итальянском издательстве Adelphi, на обороте уточнение: все изображения из книги «L’occhio assoluto», что можно перевести как «Абсолютное зрение», по аналогии с абсолютным слухом. Под таким названием в Милане одновременно с оригинальным английским изданием «Photographs and Notebooks» (Jonathan Cape) в 1993 году вышел альбом фотографий и путевых записей Брюса Чатвина, исходившего множество стран с фотоаппаратом и «Молескинами». Самого автора не было в живых уже четыре года.
Обложка книги Bruce Chatwin. L’occhio assoluto. Fotografie e taccuini. Milano: Adelphi, 1993.
Как открытки оказались у Бродского? Были ли они куплены отдельно или прилагались к альбому? Может быть, их подарил друг, профессор Миланского университета Фаусто Мальковати, в доме которого Бродский с семьей жил осенью 1993 года? Или открытки прислали из самого издательства Adelphi? К тому времени они выпустили уже не одну книгу произведений Бродского. И чем они его привлекли? Схожестью с живописью важных для него художников? Сюжетом? Именем Чатвина — главного автора травелогов своего времени?
Ответ на первый вопрос могут дать только факты, которыми мы (пока?) не располагаем.
На тему последних можно порассуждать.
Даже если предположить, что Бродский не получил экземпляр The Songlines в марте 1987-го (к слову, этот жест имел место еще до присуждения Нобелевской премии), имя Чатвина должно было что-то ему говорить.
Еще в 1979 году Брюс Чатвин приехал в Нью-Йорк — после выхода в свет книги «В Патагонии» он был награжден «The E. M. Forster Award», премией имени Эдварда Моргана Форстера, которая с 1972-го ежегодно присуждается ирландским или британским писателям Американской академией искусств и литературы на покрытие расходов на поездку в США. Иосиф Бродский стал членом Академии 23 мая того года и присутствовал на церемонии — наряду с Дереком Уолкоттом, Сьюзен Зонтаг, Алленом Гинзбергом, Куртом Воннегутом и другими «священными коровами», как выразился в дневнике сам Чатвин.
И Чатвина, и Бродского печатали в The New York Times Magazine, a весной 1993-го их имена появились даже на одной странице — в игре на эрудицию «Author! Author!», в которой нужно было соотнести цитату с автором и угадать, кто из них является лауреатом Нобелевской премии.
The New York Times Magazine // March 7, 1993
Таких пересечений — небольших и серьезных — можно найти еще немало. Например, Чатвин состоял в переписке со Сьюзен Зонтаг, с которой Бродский был дружен. И Чатвин, и Бродский высоко ценили творчество Осипа Мандельштама. Неутомимый путешественник, Чатвин побывал и в СССР — через год после отъезда из него Бродского. В конце концов, оба родились в мае 1940-го, и их первые годы жизни ознаменованы вынужденными переездами.
В комментарии к итальянскому изданию фотографий Чатвина сообщается, что снимки были сделаны в Патагонии и в Мавритании, в Австралии и в Афганистане, в Мали и в Непале, но часто место и сюжет совершенно непонятны, будто случайны. «Абсолютное зрение» путешественника-писателя, а кроме того, превосходного знатока искусства, «ловит фрагменты реальности с немым удивлением». «Изолирует их от остальных и позволяет им вибрировать в чистом оптическом свидетельстве». Могла ли эта оптика быть близка Иосифу Бродскому с его собственным фотографическим видением, эстетическим чутьем, интересом к деталям и любовью к живописи, в том числе абстрактной? Представляется, что да. Значит, и фотографии Чатвина в его коллекции как минимум не случайны. Стоит ли за этим что-то большее, чем визуальный интерес — тема для дальнейшего исследования.
Анна Завьялова